Дядюшкин сон - Страница 36

– В самом деле, это, может быть, у них от рассеянности-с, – прошипела Наталья Дмитриевна.

– Ну да… может быть, это и от рассеян-ности, – подтвердил князь, все еще не совсем понимая, чего от него добиваются. – И вообразите, я вам расскажу сейчас один а-нек-дот. Зовут меня, в Петербурге, на по-хороны, так, к одним людям, maison bourgeoise, mais honnête, а я и смешал, что на именины. Именины-то еще на прошлой неде-ле прош-ли. Букет из камелий име-нин-нице приготовил. Вхожу, и что ж вижу? Человек почтенный, солидный – лежит на столе, так что я уди-вился. Я просто не знал, куда деваться с бу-кетом.

– Но, князь, дело не в анекдотах! – с досадою перебила Марья Александровна. – Конечно, моей дочери нечего гнаться за женихами, но давеча вы сами здесь, у этого рояля, сделали ей предложение. Я не вызывала вас на это… Это меня, можно сказать, фраппировало… Разумеется, у меня мелькнула только одна мысль, и я отложила это все до вашего пробуждения. Но я – мать; она – дочь моя… Вы сами говорили сейчас о каком-то сне, и я думала, вы, под видом аллегории, хотите рассказать о вашей помолвке. Я очень хорошо знаю, что вас, может быть, сбивают… я даже подозреваю, кто именно… но… объяснитесь, князь, объяснитесь, скорее, удовлетворительнее. Так нельзя шутить с благородным домом.

– Ну да, так нельзя шутить с благородным домом, – поддакнул князь бессознательно, но уже начиная понемногу беспокоиться.

– Но это не ответ, князь, на мой вопрос. Я прошу вас отвечать положительно; подтвердите, сейчас же подтвердите здесь, при всех, что вы делали давеча предложение моей дочери.

– Ну да, я готов подтвердить. Впрочем, я все это уже рассказывал, и Фелисата Яковлевна совершенно угадала мой сон.

– Не сон! не сон! – закричала в ярости Марья Александровна, – не сон, а это было наяву, князь, наяву, слышите ли, наяву!

– Наяву! – вскричал князь, в удивлении подымаясь с кресел. – Ну, друг мой! как ты давеча напророчил, так и вышло! – прибавил он, обращаясь к Мозглякову. – Но уверяю вас, почтенная Марья Степановна, что вы заблуждаетесь! Я совершенно уверен, что я это видел только во сне!

– Господи помилуй! – вскрикнула Марья Александровна.

– Не убивайтесь, Марья Александровна, – вступилась Наталья Дмитриевна. – Князь, может быть, как-нибудь позабыли-с. Они вспомнят-с.

– Я удивляюсь вам, Наталья Дмитриевна, – с негодованием возразила Марья Александровна, – разве такие вещи забываются? разве это можно забывать? Помилуйте, князь! Вы смеетесь над нами иль нет? Или вы корчите, может быть, из себя одного из шематонов времен регентства, которых изображает Дюма? какого-нибудь Ферлакура, Лозена? Но, кроме того, что это вам не по летам, уверяю вас, что это вам не удастся! моя дочь не французская виконтесса. Давеча здесь, вот здесь, она вам пела романс, и вы, увлеченные ее пеньем, опустились на колени и сделали ей предложение. Неужели я грежу? Неужели я сплю? Говорите, князь: сплю я иль нет?

– Ну да… а, впрочем, может быть, нет… – отвечал растерявшийся князь. – Я хочу сказать, что я теперь, кажется, не во сне. Я, видите ли, давеча был во сне, а потому видел сон, что во сне…

– Фу ты, боже мой, что это такое: не во сне – во сне, во сне – не во сне! да это черт знает что такое! Вы бредите, князь, или нет?

– Ну да, черт знает… впрочем, я, кажется, уж совсем теперь сбился… – проговорил князь, вращая кругом беспокойные взгляды.

– Но как же вы могли видеть во сне, – убивалась Марья Александровна, – когда я, вам же, с такими подробностями, рассказываю ваш собственный сон, тогда как вы его еще никому из нас не рассказывали?

– Но, может быть, князь уж кому-нибудь и рассказывали-с, – проговорила Наталья Дмитриевна.

– Ну да, может быть, я кому-нибудь и рассказывал, – подтвердил совершенно потерявшийся князь.

– Вот комедия-то! – шепнула Фелисата Михайловна своей соседке.

– Ах ты, боже мой! да тут всякое терпенье лопнет! – кричала Марья Александровна, в исступлении ломая руки. – Она вам пела романс, романс пела! Неужели вы и это во сне видели?

– Ну да, и в самом деле как будто пела романс, – пробормотал князь в задумчивости, и вдруг какое-то воспоминание оживило лицо его.

– Друг мой! – вскричал он, обращаясь к Мозглякову. – Я и забыл тебе давеча сказать, что ведь и вправду был какой-то романс и в этом романсе были все какие-то замки, все замки, так что очень много было замков, а потом был какой-то трубадур! Ну да, я это все помню… так что я и заплакал… А теперь вот и затрудняюсь, точно это и в самом деле было, а не во сне…

– Признаюсь вам, дядюшка, – отвечал Мозгляков сколько можно спокойнее, хотя голос его и дрожал от какой-то тревоги, – признаюсь вам, мне кажется, все это очень легко уладить и согласить. Мне кажется, вы действительно слышали пение. Зинаида Афанасьевна поет прекрасно. После обеда вас отвели сюда, и Зинаида Афанасьевна спела романс. Меня тогда не было, но вы, вероятно, расчувствовались, вспомнили старину; может быть, вспомнили о той самой виконтессе, с которой вы сами когда-то пели романсы и о которой вы же сами нам утром рассказывали. Ну, а потом, когда легли спать, вам, вследствие приятных впечатлений, и приснилось, что вы влюблены и делаете предложение…

Марья Александровна была просто оглушена такою дерзостью.

– Ах, мой друг, ведь это и в самом деле так было, – закричал князь в восторге. – Именно вследствие приятных впечатлений! Я действительно помню, как мне пели романс, а я за это во сне и хотел жениться. И виконтесса тоже была… Ах, как ты умно это распутал, мой милый! Ну! я теперь совершенно уверен, что все это видел во сне! Марья Васильевна! Уверяю вас, что вы ошибаетесь! Это было во сне, иначе я не стал бы играть вашими благородными чувствами…